Хорал [litres] - Кент Харуф
К середине недели девушка начала все больше задерживаться в своей комнате: просыпалась поздно, а по вечерам долго слушала радио, причесывалась, читала о младенцах, думала и писала что-то в дневнике.
Братья Макфероны не знали, как понимать такое поведение. Они привыкли к ее школьной рутине, когда она вставала, завтракала с ними каждое утро, а затем уезжала в школу на автобусе, позже приезжала с уроков и, когда они возвращались вечером домой, сидела в гостиной, читала какой-нибудь журнал или смотрела телевизор. Беседы с ней им теперь давались легче, вместе они вспоминали случившееся за последние дни и находили в этих событиях то, что было интересно им всем. Поэтому братьев встревожило, что она стала много времени проводить одна. Они не знали, что она делает в своей комнате, но и спрашивать не хотели. Считали, что не вправе задавать ей вопросы. И вместо этого они начали беспокоиться.
В конце недели, вечером, когда они возвращались домой в пикапе, Гарольд сказал:
– Тебе не кажется, что Виктория в последнее время грустная и несчастная?
– Да. Я заметил.
– Она допоздна залеживается в постели. Это во-первых.
– Может, это нормально, – сказал Рэймонд. – Юным девушкам это может нравиться, по природе.
– До полдесятого утра? Я на днях вернулся за чем-то в дом, и она только вставала.
– Не знаю, – откликнулся Рэймонд. Он взглянул на дребезжащий капот пикапа. – Может, ей просто скучно и одиноко.
– Может, – согласился Гарольд. – Но раз так, не уверен, что это хорошо для ребенка.
– Что нехорошо для ребенка?
– Чувствовать себя одинокой и печальной. Вряд ли ему это на пользу. А еще не ложиться допоздна и спать все утро.
– Что ж, – сказал Рэймонд. – Ей же нужно высыпаться.
– Ей нужен правильный сон. Вот что ей нужно. Спать в правильные часы.
– А ты откуда знаешь?
– Я не знаю, – признал Гарольд, – не как проверенный факт. Но взять двухлетнюю телку, у которой будет теленок. Вот она не спит по ночам, беспокойная, топчется.
– Ты о чем это говоришь? – возмутился Рэймонд. – Это-то тут каким боком?
– Я тут подумал на днях. О сходстве между ними. И та, и другая молоды. Обе живут за городом, и только мы за ними присматриваем. У обеих впервые будет ребенок. Только подумай.
Рэймонд взглянул на брата в недоумении. Они подъехали к дому и остановились на изрытой шинами площадке перед проволочными воротами.
– Черт возьми, – сказал он, – это же корова. Ты говоришь о коровах.
– Я просто сравнил, вот и все, – сказал Гарольд. – Сам подумай.
– Ты говоришь, что она корова, вот ты что говоришь.
– Ничего я такого не говорил.
– Она девушка, ради всего святого. Она не корова. Нельзя сравнивать девушек и коров.
– Я только предположил, – защищался Гарольд. – Чего ты так взвился из-за этого?
– Мне не нравится, что ты называешь ее телкой.
– Я вообще такого не говорил. Не сказал бы, даже если бы мне приплатили.
– А звучало именно так. Будто сказал.
– Я просто подумал, вот и все, – сказал Гарольд. – Ты что, никогда ни о чем не думаешь?
– Да. Иногда думаю.
– Ну и?
– Но я не обязан об этом говорить. Только потому, что я о чем-то подумал.
– Ладно. Я сказал, не подумав. Пристрелишь меня сейчас или подождешь темноты?
– Я тебе об этом заранее сообщу, – сказал Рэймонд.
Он посмотрел в боковое окно в сторону дома, где в сгущавшихся сумерках горел свет:
– Думаю, ей просто скучно. Тут нечего делать. Ни школы, ничего другого.
– Похоже, у нее нет друзей, с кем она могла бы поболтать, – подхватил Гарольд. – Это уж точно.
– Нет. И ей некому звонить, и никто не звонит ей, – добавил Рэймонд.
– Может, нам стоит звать ее иногда в город, в кино. Что-то в этом духе.
Рэймонд посмотрел на брата:
– Ты меня порой поражаешь.
– А что теперь не так?
– Что, хочешь сходить в киношку? Ты хоть представляешь, как это будет выглядеть? Голливудский актер будет жарить какую-то голую девчонку на экране, а мы сидим такие, едим соленый попкорн, наблюдаем за ним – и она рядышком.
– Ну да.
– Ну да.
– Ладно, – сдался Гарольд. – Тогда ладно.
– Нет, сэр, – продолжил Рэймонд. – Не предполагал, что ты такое захочешь.
– Но, богом клянусь, надо что-то делать, – сказал Гарольд.
– С этим я не спорю.
– Что ж, надо, будь мы прокляты.
– Я же сказал, что я в курсе, – оборвал его Рэймонд.
Он потер руки, положил их между колен, чтобы согреться; руки были красные, в мозолях и трещинах.
– На мой взгляд, недавно мы сделали это, – продолжил он. – Или что-то в этом духе. Тем вечером, когда завели с ней беседу о рынке. Говорю тебе, похоже, будто мы чиним одно – и тут же выскакивает что-то новое. Будто с юной девушкой вроде нее ничего нельзя исправить насовсем.
– Я понимаю, о чем ты, – согласился Гарольд.
Братья в задумчивости смотрели на дом. Он был старым и ветхим, краска с него почти вся облезла, окна верхнего этажа безучастно смотрели вниз. Возле дома ветер трепал и качал голые вязы.
– Но скажу тебе кое-что, – проговорил Гарольд. – Теперь я начинаю чуть больше ценить людей с детьми. Это только со стороны кажется просто.
Он взглянул на брата:
– Думаю, это правда, – продолжал он.
Рэймонд все еще смотрел в сторону дома и не отвечал.
– Ты меня слушаешь? Я ведь с тобой разговариваю.
– Я тебя слышал, – ответил Рэймонд.
– Ну и? Ты ж не отвечаешь.
– Я думаю.
– Что, не можешь думать и говорить одновременно?
– Нет, не могу, – сказал Рэймонд. – Не о таком. Это требует моего полного внимания.
– Ну тогда ладно, – смирился Гарольд. – Продолжай думать. А я заткнусь, раз так надо. Но хорошо бы кто-то из нас придумал что-нибудь побыстрее. Она все время сидит в спальне, это вряд ли ей на пользу. И ребенку, которого она носит.
Тем же вечером Гарольд Макферон позвонил Мэгги Джонс. Братья решили, что это должен сделать он. Он позвонил уже после того, как девушка ушла в свою спальню и закрыла дверь.
Когда Мэгги сняла трубку, Гарольд спросил у нее:
– Если бы тебе требовалось купить кроватку, куда бы ты поехала?
Мэгги помолчала. Потом сказала:
– Видимо, это один из братьев Макферонов.
– Верно. Тот, что покрасивее и поумнее.
– Что ж, Рэймонд, – сказала она. – Рада, что ты позвонил.
– Это не так смешно, как тебе кажется, – ответил Гарольд.
